Форумы: Политика 
http://slon.ru/economics/pochemu_prodovolstvennoe_embargo_ne_vygodno_v_rossii_nikomu-1153427.xhtml
Денис Соколов
Не так давно мне довелось беседовать с одним иранским экономистом. Он сказал, что все его коллеги с пристальным вниманием следят за развитием санкций в отношении России, но для них так и остался скрытым смысл ответного эмбарго на импорт продовольствия.
Собственно, смысл этого решения, похоже, понятен только его инициаторам, но это не мешает нам посмотреть на последствия этой меры для всех участников процесса. Замечу, что я постарался изложить лишь базовые принципы функционирования мирового продовольственного рынка, так как эта тема практически не освещается в прессе.
Как устроен мировой рынок продовольствия?
Сначала стоит сказать пару слов об устройстве мирового рынка продовольствия. Основой его являются биржевые товары, так называемые commodities. Эти товары торгуются на бирже, и их отличительной чертой является стандартизация и возможность длительного хранения. Например, зерно, сахар, сухое молоко, масло, мясо, отдельные виды сыра и т.д. Эти товары производятся в огромных объемах в разных уголках земного шара, и они формируют мировой продовольственный рынок. Важно, что при том, что сахар в мешке и сахар на полке магазина химически идентичны, с точки зрения экономики это принципиально разные товары. Первый — биржевой товар, второй — потребительский товар. И цена на них различается даже не на проценты, а в разы.
Особенность продовольственного рынка в том, что в развитых странах он очень сильно зарегулирован. Недалекие публицисты любят насмехаться над требованием к кривизне огурцов в Евросоюзе, не давая себе труд задуматься, что для этого есть весьма веские причины. Для нас важно то, что так называемая аграрная политика в Европе и США — институт с многолетней историей, располагающий сложнейшими инструментами регулирования, которые калибровались и настраивались на протяжении последних пятидесяти лет. Можно лишь сказать, что многие биржевые инструменты возникли именно для продовольственного рынка, где надо было управлять погодными рисками и свести к минимуму сезонные колебания. А сегодня в распоряжении регуляторов есть и многоуровневые квоты, комбинированные пошлины, сезонные пошлины, товарные интервенции, субсидии, плата за невозделывание полей, экспортные дотации.
Опять же, стоит напомнить, что современная ВТО выросла из GATT (Генерального соглашения по тарифам и торговле), которое преимущественно гармонизировало именно аграрные политики стран-участников.
Аграрная политика позволяет сделать так, чтобы, скажем, французский фермер, производя такое же молоко, как и китайский крестьянин, мог позволить себе вести французский образ жизни, а не скатиться в нищету. Это означает, что необходимо вынудить потребителя платить за молоко или сахар гораздо дороже себестоимости производства на конкурентном рынке. Но европейский фермер получает право реализовать лишь определенное количество продукции по высокой цене. Все, что он произвел сверх того, приходится экcпортировать и продавать по мировым ценам, которые могут быть ниже в 3–5 раз. Грубо бизнес-модель выглядит так: продав на внутреннем рынке свой дозволенный объем продукции, фермер покрыл постоянные затраты. Экспортная цена может лишь покрыть переменные издержки, поэтому сам по себе экспорт для фермера не является фактором выживания. На самом деле все несколько сложнее — существуют для отдельных групп товаров еще и экспортные субсидии, причем многоуровневые. То есть фермер имеет право экспортировать некоторое количество продукции по мировой цене и получить небольшую субсидию из бюджета. Но принципиально это не меняет картины, а лишь позволяет регулятору тонко настраивать свои механизмы и гибко реагировать на конъюнктуру.
Почему европейский фермер не пойдет брать Бастилию?
Поэтому, когда Россия закрывает свой рынок для европейской и американской продукции, даже в самых буйных фантазиях не может идти речь о том, что фермеры под угрозой разорения пойдут «брать Бастилию». Механика европейской агрополитики столь многофункциональна, что она легко абсорбирует такие ситуации, так как она разрабатывалась именно для подобных ситуаций. Собственно, именно в этом и заключается истинная продовольственная безопасность. Тот факт, что европейские политики уже сегодня называют цифру «ущерба», как раз и говорит о том, насколько эффективно и быстро они умеют считать. В России пока никто даже не попытался посчитать ущерб от эмбарго.
Конечно, по отдельным товарным позициям ущерб может быть ощутимым. Например, я не исключаю, что ситуация для польских садоводов действительно может быть очень сложной. И особенно пострадают производители скоропортящейся продукции. Но надо понимать, что доля ее в аграрном секторе очень мала для какого-то ощутимого влияния на экономику. Это все равно что бороться с партизанами, уничтожая ежиков, в надежде, что нарушится экологический баланс в лесу и партизаны умрут от голода.
Каковы последствия для России?
Продовольствие для того, чтобы попасть на полку, должно пройти переработку различной степени глубины. И благодаря европейской агрополитике российские переработчики имели возможность получать качественную продукцию из ЕС и США по мировым ценам ниже себестоимости производства. «Качество» для биржевого товара — это не вкус, а стабильные характеристики, своевременная поставка, соответствие реального веса отгруженного товара указанному в документах и т.д.
В России тоже существует защита внутреннего рынка, и такие товары облагаются пошлинами в размере, иногда превышающем 100%, которые идут прямиком в бюджет.
Заменить поставщика биржевого товара несложно. Проблема лишь в том, что мы сами закрыли себя от наиболее качественной продукции. От той, для которой уже выстроена логистика, налажена технология переработки и пр. На этом рынке обычно маржа очень низкая (2–4%), поэтому даже небольшое удорожание очень сильно влияет на всю цепочку и отражается на готовой продукции с мультиплицирующим эффектом. Действительно, можно купить замороженное мясо в Венесуэле. Проблема только в том, что в партии товара окажется процентов на десять меньше, чем заявлено, часть будет подпорчена, а разбираться придется лететь в Каракас.
Кроме того, для переработчиков очень важно, чтобы сырье было одного качества, и смена поставщика вынудит снова перестраивать технологии. Несложно представить, что при снижении качества исходного сырья снизится и качество готовой продукции.
Почему хамон важен для тех, кто его не ест?
Теперь про хамон. Кроме биржевых товаров, импортируется большое количество товаров, непосредственно попадающих на полки магазинов. Те самые пресловутые «хамон и фуа-гра». Действительно, простой народ не ест хамон, но не чурается баночной датской ветчины. Эту ветчину легко можно заменить китайской тушенкой. Но роль «хамона» нельзя недооценивать.
Потребительский рынок растет не только за счет того, что люди больше зарабатывают, но и потому, что потребители становятся более требовательными. А для этого необходимы товары, формирующие ассортимент и потребительские привычки. Если бы в девяностые в Россию не импортировали из Европы йогурты, то наши дети до сих пор ели бы только глазированные сырки, запивая порошковым молоком.
Если в магазине не продается американский стейк, то потребитель не узнает о существовании стейкового мяса, а российский фермер никогда не займется его производством. В конце концов, неслучайно китайская тушенка исчезла с прилавков. Получив доступ к качественной продукции, потребитель проголосовал рублем за датскую ветчину.
В СССР импорт продовольствия был крайне ограничен и не могло быть и речи не только о стейках, но и о говяжьей мякоти. Счастливый советский покупатель в лучшем случае мог рассчитывать на гуляш или кости. Глядя на витрины, можно было подумать, что советские коровы состоят только из сухожилий и костей. Хотя Ленин ничего не писал о пользе гуляша и вреде стейков. Это происходило само собой. И даже пресловутые «ножки Буша» в момент появления по качеству значительно превосходили продукцию отечественных птицефабрик.
Поэтому без европейской и американской продукции потребитель не будет иметь ориентиров, а производитель — стимулов для повышения качества. И те, кто говорит, что, мол, ерунда, пусть запретят французское и финское молоко — будем пить вкусное отечественное, не понимают, что вкусное отечественное есть только до тех пор, пока на полке стоит французское по 120 рублей и финское по 80. Тогда отечественное, «которое не хуже», по 60 рублей будет иметь успех. Если убрать верхнюю линейку, тогда достаточно, чтобы молоко по 60 рублей было лишь чуть лучше порошкового по 40.
И в конечном счете это не принесет счастья производителю. Рано или поздно рынок откроется, и производитель опять столкнется с конкуренцией. Но его позиции уже будут значительно слабее.
Как эмбарго сделает ритейлеров равными и почему это плохо?
Другое негативное последствие будет для торговых сетей. Пока конкуренцию выигрывали те сети, которые наиболее эффективно работали с импортной продукцией, добиваясь лучших цен и формируя сбалансированный ассортимент. Хороший супермаркет отличается от плохого именно ассортиментом, а не цветом фасада. Именно возможность выбора привлекает покупателя в супермаркет. Покупатель, скорее всего, придет в тот магазин, где продается его любимый сыр, и купит там заодно все остальное. Эмбарго наносит удар именно по тем, кто лучше и эффективнее, уравнивая их с середняками.
Когда на самом деле нанесли удар по нашей продовольственной безопасности?
Теперь что касается продовольственной безопасности. Сегодня Россия вполне способна обеспечить себя базовым продовольствием. Это СССР, имея в своем составе «всесоюзную житницу» в лице Украины, вынужден был закупать зерно у Дяди Сэма. Сегодня Россия, несмотря на все истории про «рискованное земледелие», является экспортером зерна. Урожайность и надои в разы превышают советские показатели. Что же произошло? Все очень просто. Сегодняшний российский фермер имеет доступ к западным агротехнологиям. Советский Союз, несмотря на кажущуюся техническую мощь, был не способен создавать даже сельскохозяйственную технику. Поэтому те, кто считает, что продовольственная безопасность — это способность кормить себя своими силами, должны в первую очередь думать о материально-технической базе. Например, заставить Уралвагонзавод выпускать роторные комбайны, оснащенные системой ГЛОНАСС. Ведь если вдруг к нам перестанут поставлять семена, племенное яйцо, комбайны и тракторы, то мы быстро вернемся к временам позднего СССР.
На самом деле удар по продовольственной безопасности был нанесен несколько лет назад, когда правительство, напуганное низким урожаем, ограничило экспорт зерна. В одночасье Россия потеряла свои позиции на мировом рынке. Мало кто хочет заключать долгосрочный договор с компанией из страны, правительство которой может в одночасье оборвать все договоренности. США так сильны на мировом рынке именно потому, что вне зависимости от политической конъюнктуры она всегда выполняла обязательства. И даже в разгар холодной войны, когда оказалось, что американские компании вынуждены с убытками для себя продавать зерно в СССР (т.н. «Великое зерновое ограбление»), никому за океаном не пришло в голову отказаться от выполнения поставок по политическим мотивам. Контракт есть контракт.
Поэтому при самом большом желании не получается найти ни единого положительного эффекта от продовольственного эмбарго. Остается лишь надеяться, что здравый смысл возобладает и мы действительно займемся обеспечением продовольственной безопасности не путем войны с хамоном, а через развитие собственной материальной базы.
0Денис Соколов
Не так давно мне довелось беседовать с одним иранским экономистом. Он сказал, что все его коллеги с пристальным вниманием следят за развитием санкций в отношении России, но для них так и остался скрытым смысл ответного эмбарго на импорт продовольствия.
Собственно, смысл этого решения, похоже, понятен только его инициаторам, но это не мешает нам посмотреть на последствия этой меры для всех участников процесса. Замечу, что я постарался изложить лишь базовые принципы функционирования мирового продовольственного рынка, так как эта тема практически не освещается в прессе.
Как устроен мировой рынок продовольствия?
Сначала стоит сказать пару слов об устройстве мирового рынка продовольствия. Основой его являются биржевые товары, так называемые commodities. Эти товары торгуются на бирже, и их отличительной чертой является стандартизация и возможность длительного хранения. Например, зерно, сахар, сухое молоко, масло, мясо, отдельные виды сыра и т.д. Эти товары производятся в огромных объемах в разных уголках земного шара, и они формируют мировой продовольственный рынок. Важно, что при том, что сахар в мешке и сахар на полке магазина химически идентичны, с точки зрения экономики это принципиально разные товары. Первый — биржевой товар, второй — потребительский товар. И цена на них различается даже не на проценты, а в разы.
Особенность продовольственного рынка в том, что в развитых странах он очень сильно зарегулирован. Недалекие публицисты любят насмехаться над требованием к кривизне огурцов в Евросоюзе, не давая себе труд задуматься, что для этого есть весьма веские причины. Для нас важно то, что так называемая аграрная политика в Европе и США — институт с многолетней историей, располагающий сложнейшими инструментами регулирования, которые калибровались и настраивались на протяжении последних пятидесяти лет. Можно лишь сказать, что многие биржевые инструменты возникли именно для продовольственного рынка, где надо было управлять погодными рисками и свести к минимуму сезонные колебания. А сегодня в распоряжении регуляторов есть и многоуровневые квоты, комбинированные пошлины, сезонные пошлины, товарные интервенции, субсидии, плата за невозделывание полей, экспортные дотации.
Опять же, стоит напомнить, что современная ВТО выросла из GATT (Генерального соглашения по тарифам и торговле), которое преимущественно гармонизировало именно аграрные политики стран-участников.
Аграрная политика позволяет сделать так, чтобы, скажем, французский фермер, производя такое же молоко, как и китайский крестьянин, мог позволить себе вести французский образ жизни, а не скатиться в нищету. Это означает, что необходимо вынудить потребителя платить за молоко или сахар гораздо дороже себестоимости производства на конкурентном рынке. Но европейский фермер получает право реализовать лишь определенное количество продукции по высокой цене. Все, что он произвел сверх того, приходится экcпортировать и продавать по мировым ценам, которые могут быть ниже в 3–5 раз. Грубо бизнес-модель выглядит так: продав на внутреннем рынке свой дозволенный объем продукции, фермер покрыл постоянные затраты. Экспортная цена может лишь покрыть переменные издержки, поэтому сам по себе экспорт для фермера не является фактором выживания. На самом деле все несколько сложнее — существуют для отдельных групп товаров еще и экспортные субсидии, причем многоуровневые. То есть фермер имеет право экспортировать некоторое количество продукции по мировой цене и получить небольшую субсидию из бюджета. Но принципиально это не меняет картины, а лишь позволяет регулятору тонко настраивать свои механизмы и гибко реагировать на конъюнктуру.
Почему европейский фермер не пойдет брать Бастилию?
Поэтому, когда Россия закрывает свой рынок для европейской и американской продукции, даже в самых буйных фантазиях не может идти речь о том, что фермеры под угрозой разорения пойдут «брать Бастилию». Механика европейской агрополитики столь многофункциональна, что она легко абсорбирует такие ситуации, так как она разрабатывалась именно для подобных ситуаций. Собственно, именно в этом и заключается истинная продовольственная безопасность. Тот факт, что европейские политики уже сегодня называют цифру «ущерба», как раз и говорит о том, насколько эффективно и быстро они умеют считать. В России пока никто даже не попытался посчитать ущерб от эмбарго.
Конечно, по отдельным товарным позициям ущерб может быть ощутимым. Например, я не исключаю, что ситуация для польских садоводов действительно может быть очень сложной. И особенно пострадают производители скоропортящейся продукции. Но надо понимать, что доля ее в аграрном секторе очень мала для какого-то ощутимого влияния на экономику. Это все равно что бороться с партизанами, уничтожая ежиков, в надежде, что нарушится экологический баланс в лесу и партизаны умрут от голода.
Каковы последствия для России?
Продовольствие для того, чтобы попасть на полку, должно пройти переработку различной степени глубины. И благодаря европейской агрополитике российские переработчики имели возможность получать качественную продукцию из ЕС и США по мировым ценам ниже себестоимости производства. «Качество» для биржевого товара — это не вкус, а стабильные характеристики, своевременная поставка, соответствие реального веса отгруженного товара указанному в документах и т.д.
В России тоже существует защита внутреннего рынка, и такие товары облагаются пошлинами в размере, иногда превышающем 100%, которые идут прямиком в бюджет.
Заменить поставщика биржевого товара несложно. Проблема лишь в том, что мы сами закрыли себя от наиболее качественной продукции. От той, для которой уже выстроена логистика, налажена технология переработки и пр. На этом рынке обычно маржа очень низкая (2–4%), поэтому даже небольшое удорожание очень сильно влияет на всю цепочку и отражается на готовой продукции с мультиплицирующим эффектом. Действительно, можно купить замороженное мясо в Венесуэле. Проблема только в том, что в партии товара окажется процентов на десять меньше, чем заявлено, часть будет подпорчена, а разбираться придется лететь в Каракас.
Кроме того, для переработчиков очень важно, чтобы сырье было одного качества, и смена поставщика вынудит снова перестраивать технологии. Несложно представить, что при снижении качества исходного сырья снизится и качество готовой продукции.
Почему хамон важен для тех, кто его не ест?
Теперь про хамон. Кроме биржевых товаров, импортируется большое количество товаров, непосредственно попадающих на полки магазинов. Те самые пресловутые «хамон и фуа-гра». Действительно, простой народ не ест хамон, но не чурается баночной датской ветчины. Эту ветчину легко можно заменить китайской тушенкой. Но роль «хамона» нельзя недооценивать.
Потребительский рынок растет не только за счет того, что люди больше зарабатывают, но и потому, что потребители становятся более требовательными. А для этого необходимы товары, формирующие ассортимент и потребительские привычки. Если бы в девяностые в Россию не импортировали из Европы йогурты, то наши дети до сих пор ели бы только глазированные сырки, запивая порошковым молоком.
Если в магазине не продается американский стейк, то потребитель не узнает о существовании стейкового мяса, а российский фермер никогда не займется его производством. В конце концов, неслучайно китайская тушенка исчезла с прилавков. Получив доступ к качественной продукции, потребитель проголосовал рублем за датскую ветчину.
В СССР импорт продовольствия был крайне ограничен и не могло быть и речи не только о стейках, но и о говяжьей мякоти. Счастливый советский покупатель в лучшем случае мог рассчитывать на гуляш или кости. Глядя на витрины, можно было подумать, что советские коровы состоят только из сухожилий и костей. Хотя Ленин ничего не писал о пользе гуляша и вреде стейков. Это происходило само собой. И даже пресловутые «ножки Буша» в момент появления по качеству значительно превосходили продукцию отечественных птицефабрик.
Поэтому без европейской и американской продукции потребитель не будет иметь ориентиров, а производитель — стимулов для повышения качества. И те, кто говорит, что, мол, ерунда, пусть запретят французское и финское молоко — будем пить вкусное отечественное, не понимают, что вкусное отечественное есть только до тех пор, пока на полке стоит французское по 120 рублей и финское по 80. Тогда отечественное, «которое не хуже», по 60 рублей будет иметь успех. Если убрать верхнюю линейку, тогда достаточно, чтобы молоко по 60 рублей было лишь чуть лучше порошкового по 40.
И в конечном счете это не принесет счастья производителю. Рано или поздно рынок откроется, и производитель опять столкнется с конкуренцией. Но его позиции уже будут значительно слабее.
Как эмбарго сделает ритейлеров равными и почему это плохо?
Другое негативное последствие будет для торговых сетей. Пока конкуренцию выигрывали те сети, которые наиболее эффективно работали с импортной продукцией, добиваясь лучших цен и формируя сбалансированный ассортимент. Хороший супермаркет отличается от плохого именно ассортиментом, а не цветом фасада. Именно возможность выбора привлекает покупателя в супермаркет. Покупатель, скорее всего, придет в тот магазин, где продается его любимый сыр, и купит там заодно все остальное. Эмбарго наносит удар именно по тем, кто лучше и эффективнее, уравнивая их с середняками.
Когда на самом деле нанесли удар по нашей продовольственной безопасности?
Теперь что касается продовольственной безопасности. Сегодня Россия вполне способна обеспечить себя базовым продовольствием. Это СССР, имея в своем составе «всесоюзную житницу» в лице Украины, вынужден был закупать зерно у Дяди Сэма. Сегодня Россия, несмотря на все истории про «рискованное земледелие», является экспортером зерна. Урожайность и надои в разы превышают советские показатели. Что же произошло? Все очень просто. Сегодняшний российский фермер имеет доступ к западным агротехнологиям. Советский Союз, несмотря на кажущуюся техническую мощь, был не способен создавать даже сельскохозяйственную технику. Поэтому те, кто считает, что продовольственная безопасность — это способность кормить себя своими силами, должны в первую очередь думать о материально-технической базе. Например, заставить Уралвагонзавод выпускать роторные комбайны, оснащенные системой ГЛОНАСС. Ведь если вдруг к нам перестанут поставлять семена, племенное яйцо, комбайны и тракторы, то мы быстро вернемся к временам позднего СССР.
На самом деле удар по продовольственной безопасности был нанесен несколько лет назад, когда правительство, напуганное низким урожаем, ограничило экспорт зерна. В одночасье Россия потеряла свои позиции на мировом рынке. Мало кто хочет заключать долгосрочный договор с компанией из страны, правительство которой может в одночасье оборвать все договоренности. США так сильны на мировом рынке именно потому, что вне зависимости от политической конъюнктуры она всегда выполняла обязательства. И даже в разгар холодной войны, когда оказалось, что американские компании вынуждены с убытками для себя продавать зерно в СССР (т.н. «Великое зерновое ограбление»), никому за океаном не пришло в голову отказаться от выполнения поставок по политическим мотивам. Контракт есть контракт.
Поэтому при самом большом желании не получается найти ни единого положительного эффекта от продовольственного эмбарго. Остается лишь надеяться, что здравый смысл возобладает и мы действительно займемся обеспечением продовольственной безопасности не путем войны с хамоном, а через развитие собственной материальной базы.
0
Написать
Если вы хотите ответить кому-то, нажмите ссылку "Ответить" под его комментарием. Другие советы
| Новая тема
Штрафные шпроты
Как санкции отразились на рынке рыбы
22.09.2014, 00:00
Вопреки телемифам, продуктовые санкции не поддерживают отечественного производителя, а бьют по нему. На безрыбье остались российские переработчики рыбы, в то время как для их конкурентов из Белоруссии и Прибалтики это стало подарком судьбы.
АЛЕКСЕЙ БОЯРСКИЙ
Две стороны селедки
Правительство как умеет пытается и сдержать цены, и успокоить граждан. Руководитель одного из предприятий рыбной отрасли на условиях анонимности рассказывает "Деньгам": крупных игроков рынка собрали в Минсельхозе, пригрозили проверками ФАС и рекомендовали "хвалить санкции". Ну и с отпускными ценами для торговых сетей не наглеть. Все это действует по крайней мере отчасти. Доминирующий тон телекомментаторов от бизнеса — будто только ограничений импорта они и ждали. И потребитель если и почувствовал резкий рост цен на рыбу, то только на семгу: охлажденная в рознице (там, где еще осталась) подорожала почти в полтора раза, с 700 руб. за до 1,1 тыс. руб./кг. На самом деле ценник пошел вверх по многим видам, но не так заметно. На подмосковном Бисеровском рыбокомбинате (перерабатывает и собственную рыбу, но большую часть докупает) корреспонденту "Денег" демонстрируют сравнительный оптовый прайс-лист отечественных поставщиков: цены на середину сентября превышают цены на 31 июля по семге на 40%, по кильке — на 20%, по форели — на 7%.
Селедки, народной рыбы, как и практически всех прочих видов, включая плывущих из несанкционных экзотических стран пангасиуса и тилапии, на прилавках меньше не станет, хотя ожидается передел этого рынка. Сельди Россия потребляет около 450 тыс. тонн в год. В принципе это полностью покрывается отечественным выловом: атлантическая сельдь — 100 тыс. тонн, тихоокеанская — 370 тыс. тонн. Однако тихоокеанскую с Дальнего Востока везти дорого, и ее вкус не очень жалуют в центральных регионах. В итоге тихоокеанская доезжает до Запада не дальше Урала — около 140 тыс. тонн, а 230 тыс. тонн экспортируется в Юго-Восточную Азию. Для снабжения же Центральной России закупалось около 200 тыс. тонн сельди в Норвегии, Исландии и других странах Атлантики. С учетом ограничений поставок из Норвегии следует ожидать замещения недостающих объемов исландской сельдью, или все-таки тихоокеанскую станут перебрасывать через континент.
Атлантический лосось — это семга, а дальневосточный — горбуша, кета, кижуч, нерка. На атлантическом безрыбье потребитель тоже может переключиться на тихоокеанскую продукцию. "В этом году из-за санкций и ажиотажного спроса на рыбу на Дальнем Востоке заметно подскочили оптовые цены на горбушу — с 60-70 руб./кг в сентябре прошлого года до 100-120 руб./кг в этом сентябре. Плюс сказалось сокращение в этом году объемов добычи при сохранении тех же затрат,— рассказывает Александр Фомин, президент Всероссийской ассоциации рыбохозяйственных предприятий, предпринимателей и экспортеров.— До Москвы из Приморья рыбу можно доставить в мороженом виде за десять дней. Мы и раньше перевозили горбуши по 150 тыс. тонн, но в этом году можно бы и больше. Проблема с вагонами-холодильниками: сможет ли РЖД столько выделить с учетом того, что надо перевезти еще до 200 тыс. тонн селедки, неизвестно. Хотя сколько повезем селедки, еще неясно. Транспортировка мороженой рыбы с Дальнего Востока до Москвы — 12 руб./кг. Если для лосося это нормально, то при отпускной цене тихоокеанской сельди порядка 18 руб./кг транспортная составляющая оказывается сопоставима со стоимостью рыбы у производителей. Росрыболовство прорабатывает варианты дотирования государством транспортных расходов, но пока этот вопрос не решен".
Наш дальневосточный лосось — яркий пример санкционного парадокса: казалось бы, рыболовы могут заработать больше благодаря санкциям, но это им вряд ли удастся. Почему? Вылов лосося на Дальнем Востоке составляет, как правило, около 400 тыс. тонн, в этом году ожидается около 300 тыс. тонн. Обычно внутренний рынок России потребляет около 150 тыс. тонн, а остальное экспортируется. Однако если в этом году экспортную долю не удастся перебросить в центральные регионы России, то дальневосточные рыбаки зря потирали руки: от санкций могут только проиграть. Ведь к началу сентября лосось на аукционах в Норвегии подешевел с $8 до $5 за 1 кг. И эта подешевевшая рыба, которая хлынула на мировой рынок, может сбить нашим рыбакам экспортную цену.
Сравнительно низкий отечественный вылов горбуши повлечет и снижение добычи красной икры. Известно, что, когда горбуша отплывает от наших берегов, она приплывает к Аляске: в такие годы отечественные поставщики закупали американскую ястычную икру. В этом году импорт американской икры запрещен. Пока икра не дорожает — еще не распродали прошлогоднюю,— но ожидается, что в канун 2015 года она будет стоить заметно выше, чем годом раньше. По-настоящему же санкции оглушили рыбопереработчиков.
Сырьевая ловушка
Указ "О применении отдельных специальных экономических мер в целях обеспечения безопасности Российской Федерации" был подписан 6 августа, а уже 13 августа "Деньги" получили такое письмо: " Здравствуйте, у меня рыбоперерабатывающее предприятие, и данные санкции фактически приводят меня к вынужденному банкротству. Таких предприятий, как мое, еще несколько по всей России..."
В редакции есть все данные автора письма, однако по его просьбе мы их не публикуем: бизнесмен боится проверок прокуратуры — начали же проверять Мурманский рыбокомбинат, руководитель которого открыто выступил с жалобами на эмбарго. Предприятие автора письма до санкций занималось производством шпрот, сырьем для которых являются салака и килька из Финляндии. Объем переработки — до 250 тонн в месяц, на выходе — 1,1 млн баночек. Бизнес создан несколько лет назад, в него вложено около 50 млн руб., занято 200 человек. "В день введения санкций проскочила последняя машина, а потом мы встали,— поделился бизнесмен по телефону, когда мы позвонили узнать подробности.— Что делать — непонятно: на нас еще кредит несколько десятков миллионов рублей на оборотные средства". После первого шока и наш герой, и его коллеги-конкуренты несколько перепрофилировались и перешли на производство так называемой натуральной группы консервов — из сельди и скумбрии. Это требует новых вложений в технологические изменения, закупки других банок и т. д. "Но пока ничего не продали — работаем на склад,— сетует предприниматель.— На рынке натуральной группы очень большая конкуренция: во-первых, на него хлынули, как и мы, все отечественные шпротники, а во-вторых, европейская продукция подешевела". Ведь самое занятное в том, что латвийские шпроты никто к ввозу не запрещал, равно как и все остальные рыбные консервы из санкционных стран: продукты переработки под эмбарго не подпали. В итоге те же латвийские рыбопереработчики получили сильно подешевевшее сырье из Финляндии или Норвегии и явную фору перед российскими производителями на российском же рынке.
3 сентября Верховный суд зарегистрировал иск ОАО "Мурманский рыбокомбинат" к правительству РФ о признании внесения живой рыбы в список запрещенных к ввозу товаров не соответствующим санкционному указу президента, а кроме того, нарушением своего законного права в сфере предпринимательской деятельности. Предприятие перерабатывает в сутки 300 тонн живой рыбы — трески, мойвы, пикши, сельди и др. Технология приема сырья такова: рыбу перекачивают по трубам из аквариумов норвежских рыболовных судов. "Наша технология специально создавалась именно под такой прием,— рассказал корреспонденту "Денег" директор комбината Михаил Зуб.— У российских рыбаков таких судов нет — сюда привозят охлажденную рыбу, для приема которой ящиками нам придется менять линию". Однако дело вовсе не в изменении способа приема сырья. По словам Зуба, переработка именно живой рыбы — основное конкурентное преимущество мурманских предприятий, обеспечивающее их продукции особое качество. "Охлажденную и тем более мороженую рыбу нет необходимости перерабатывать прямо на берегу: ее можно переработать уже в Москве, где и к потребителю ближе, и затраты на переработку ниже, чем у нас на Севере,— объясняет Зуб.— Наше предприятие рентабельно при загрузке от 100 тонн в день — такой объем нам сейчас никто не поставит, тем более что рыбы и так сейчас будет всем не хватать. И пока комбинат не работает". По словам исполнительного директора Ассоциации торговых и производственных предприятий рыбного рынка Алексея Аронова, первыми закрылись цеха, работающие на охлажденной норвежской семге. "Семга — рыба аквакультурная,— объясняет Аронов.— Вырастить ее можно лишь в морской воде. В России всего два заметных производителя — "Русское море" и "Балтийский берег" на Баренцевом море".
Общий объем потребления семги и форели в России — около 300 тыс. тонн в год (200 тыс. тонн охлажденной и 100 тыс. тонн мороженой), из них около 250 тыс. тонн — импорт, почти все это аквакультурная рыба из Норвегии.
Недостаточная аквакультура
"Мировое потребление рыбы — 155 млн тонн, из которых 50% приходится на аквакультуру. В Норвегии производство в аквакультуре — 1 млн тонн",— приводит данные Аронов. Плюсы разведения очевидны. "Сегодня рыба есть, а завтра ушла — улова нет. Или пролили нефть — заразили целый залив. Зачастую ПДК по тяжелым металлам в выловленной рыбе зашкаливает. В итоге с дикой рыбой не всегда все предсказуемо. Аквакультура же гарантирует прогнозируемое производство здоровой товарной рыбы, соответствующей санитарным нормам",— объясняет специалист-ихтиолог Бисеровского рыбокомбината Юрий Баранов. Комбинат с 1961 года занимается разведением карпа, а с 1980-х еще и форели. Впрочем, в промышленных масштабах форель здесь разводят всего восемь лет: подняли объем с 67 тонн в 2006-м до 240 тонн в этом году. Меня приглашают на участок разведения, демонстрируют инкубатор, где из икры форели выводятся мальки. "Раньше мы покупали икру у производителя в Адлере в Краснодарском крае, но из-за недостаточного качества от нее отказались. Второй год закупаем икру во Франции и Польше",— рассказывает Баранов. Фермы же, выращивающие семгу, закупают импортный смол (посадочный материал — мальки), например, в Норвегии. Когда правительство составляло список запрещенной к импорту рыбной продукции, поначалу внесло туда и коды, означающие мальков, но быстро опомнилось и вывело посадочный материал из-под запрета.
"Мы закупаем немецкие кислородные системы для взращивания мальков — попробуем производить мальков и для продажи",— говорит директор Бисеровского рыбокомбината Андрей Семенов. В бассейнах рядом плещутся уже подросшие особи, ожидающие выпуска в садки в открытых водоемах. Через специальные кормушки им подается комбикорм. Корма, кстати, тоже импортные — немецкой фирмы "Меркель". Российских же качественных комбикормов не существует: завод имеет смысл строить для выпуска больших объемов, а в России аквакультура пока не в состоянии много потребить.
Когда ввели санкции, по ТВ клеймили норвежскую семгу, якобы выращенную на гормонах и антибиотиках. "Бред это все,— машет рукой Баранов.— Гормоны и антибиотики давно запрещены и у нас, и в Норвегии. Чтобы рыба не болела, в корма добавляют безвредные пробиотики — профилактические иммуностимуляторы. Качество же рыбы во многом определяется качеством кормов, которое на выходе определяет насыщенность белками, кальцием, плотность и цвет мяса. Будут плохие корма — рыба станет рыхлой — ее не захотят покупать. Так что это исключительно вопрос маркетинга". По словам Баранова, в этом году на комбинате взяли для разведения кумжу — эта рыба относится к лососевым, по вкусу практически неотличима от семги, но хорошо растет и в пресной воде. "Попробуем, может, получится",— строит планы по "импортозамещению" Баранов.
Однако быстро нарастить объемы невозможно: на строительство новых мощностей — искусственного водоема и сопутствующей инфраструктуры — требуются время и средства. Этот процесс никакие санкции не ускорят, разве что сейчас удалось поднять цены на рыбу.
"Государство повернулось к нам только по телевизору, а в реальной жизни вот что происходит",— Семенов показывает мне документ, из которого следует, что местная администрация произвела кадастровую переоценку занимаемого предприятием участка земли в Щелковском районе Подмосковья и на этом основании повысила арендную плату в 170 раз, с 160 тыс. до 28 млн руб. за 74 га в год. С учетом недополученных муниципальным бюджетом за несколько лет средств предприятию выставлена неустойка около 424 млн руб.
"Сейчас мы подали в суд, требуем признать оценку незаконной. Но если проиграем, то предприятие придется закрыть: у нас весь оборот хозяйства, включая переработку закупаемого сырья, магазины, пруды платной рыбалки,— 400 млн руб. в год. Такая ставка для рыбного предприятия невозможна. Вот вам и поддержка отечественного производителя",— говорит Семенов.
Семга из белорусского моря
Отечественные производители ожидали, что государство действительно стимулирует собственное производство, наконец-то занявшись решением системных проблем: наладит транспортировку с Дальнего Востока, сделает комфортным прием рыбы в отечественных портах или, например, инвестирует в строительство завода по выращиванию мальков. Однако власти выбрали более простой путь. 8 сентября заместитель министра сельского хозяйства, глава Росрыболовства Илья Шестаков встретился со специально прибывшим в Москву премьер-министром Фарерских островов. Острова входят в состав Дании, но сохраняют высокую степень самостоятельности. И как не член Евросоюза, они с удовольствием заместят поставки европейской рыбы. В прошлом году Фареры поставили в Россию 70 тыс. тонн рыбы и рыбной продукции, в том числе лосося и сельди, в этом году объем может быть увеличен вдвое. Готовится нарастить объемы и Чили, где 70% лососевых хозяйств принадлежит тем же норвежцам. И Фареры, и Чили уже заметно подняли цены на фоне норвежского падения. Оптовая цена в России на чилийскую семгу до санкций была 350 руб./кг, а сейчас 450 руб./кг. В рознице же мороженая семга с Фарер подскочила с 500 до 900 руб./кг. Впрочем, пока это рыба, которая шла в Россию по старым, досанкционным контрактам в мизерных объемах. Новые же гигантские партии из Чили только вышли, после их прихода ждут возвращения цен на прежний уровень. "В Чили сегодня на складах придерживают 40 тыс. тонн семги — ждут дальнейшего роста цен. Но мороженую рыбу не рекомендуется хранить больше восьми месяцев: они будут вынуждены продавать ее дешевле, и нам в том числе. И думаю, тогда цены могут опуститься ниже, чем были до санкций",— прогнозирует Баранов. Вполне возможно. Тем более что к чилийскому лососю добавится и "белорусский": экспорт семги из Норвегии в Белоруссию с августа вырос втрое. Все потому, что после переработки (соления, копчения) рыба получает новый таможенный код и беспрепятственно отправляется в Россию.