Ко Дню науки. "Настоящих буйных мало..."
Нужны яркие таланты и личности, способные начать поиск - директор Института физики взрыва ВНИИЭФ об истории и реалиях

В преддверии Дня российской науки пресс-службой РФЯЦ-ВНИИЭФ была организована встреча с директором Института экспериментальной газодинамики и физики взрыва (ИФВ), доктором технических наук Анатолием Леонидовичем Михайловым.

— Анатолий Леонидович, расскажите, пожалуйста, как экспериментальная и фундаментальная наука соединяются в деятельности Института физики взрыва?

— Уже при становлении КБ-11 в его научно-исследовательском секторе из десяти лабораторий шесть с половиной занимались той тематикой, которая и теперь составляет часть деятельности ИФВ. Одна из них — лаборатория моделирования Л.В. Альтшулера. Тогда не существовало знаний о поведении в экстремальных условиях материалов (и ядерных, и конструкционных), необходимых для создания наших изделий. И эти знания можно было получить только с применением тех же методов и средств, которые «работают» в ядерном оружии. Поэтому газодинамическую отработку ядерных зарядов и изучение процессов, протекающих в них (а это уже фундаментальные вопросы физики быстропротекающих процессов) необходимо было соединить в одном научном коллективе. Так и сложился ИФВ. Прикладная его составляющая отражает задачи разработки наших конструкций, а физика взрыва в более широком понимании — исследование свойств материи в экстремальных условиях работы наших изделий. И разрыва между этим направлениями нет никакого.
 Сейчас отдел Л.В. Альтшулера возглавляет М.В. Жерноклетов, специалист, известный во всем мире. В отделе, одновременно с разработкой моделей уравнения состоянии вещества, получения параметров этих уравнений был, при активном участии его предшественника на посту начальника, еще более известного ученого — Р.Ф. Трунина, развит гидродинамический метод определения энерговыделения ядерных зарядов при подземных ядерных испытаниях. То есть одна команда изучает и свойства материи, и прикладные вопросы. 
 Еще пример — отдел, который долго возглавляя недавно ушедший из жизни А.Г. Иванов. Там ведется разработка конкретных методик и исследования упруго-пластических свойств материалов и прочности, результатом которых стало создание взрывостойких локализующих сосудов и на этой основе — уникального генератора для испытаний образцов военной техники. Так складывается неразрывная связь фундаментальных и прикладных исследований: потребности практики ведут к новым исследованиям, а их результаты позволяют ставить и решать новые прикладные задачи.

— А как развивается эта замечательная традиция?

— В соответствии с изменениями условий нашей работы. Вы знаете, что теперь нет полномасштабных полигонных испытаний. Нет заключительного этапа проверки наших знаний. Как теперь доказывать их адекватность сложнейшим требованиям, которые предъявляются к нашим изделиям? Во ВНИИЭФ теперь должен быть значительно больший объем, — или можно сказать, ассортимент — таких доказательств. Объем работ по численному моделированию явлений, протекающих при ядерном взрыве, значительно вырос. В основном такие работы ведутся сотрудниками ИТМФ, но базовые параметры для их расчетов и построения новых моделей получают сотрудники Института физики взрыва. И объем наших работ, требования к ним также возросли. Поэтому мнение о том, что объемы работ ВНИИЭФ в условиях прекращения испытаний сократились, неверно.

— Какое значение для развития науки имеют новые ее направления, например, нанотехнологии, о которых так много говорят последнее время?

— Возможно, я выскажу не вполне привычную точку зрения. Я считаю, что повышенное внимание к нанотехнологиям — скорее следствие пиара. Ведь нанотехнологии, наноматериалы существуют очень давно. Примером может служить гомеопатия или производство дамасской стали. Современные методы создания так называемых наноматериалов во многом повторяют действия старых мастеров, получавших эту сталь: многократная ковка при различных температурах с изгибными процессами.
Но дело даже не в этом. Технологии ради технологий существовать не могут. Метод их получения другой: ставится задача — появляется настоящая новая технология. Так было с авиационной промышленностью, с ядерной отраслью. Нужно было сделать корпус самолета легким — появились технологии легких алюминиевых сплавов, потребовалась атомная энергия — возникли технологии делящихся материалов. Плутоний, например, в природе не существует, а мы его научились делать. Микроэлектроника, которая начала развиваться в 30-е годы прошлого века — это также нанотехнологии. 
Для чего нам сегодня это направление? Не знаю, как в других странах, но в России не поставлена цель в следующем виде: нужно решить такую-то задачу, для этого нужны такие-то материалы (с указанными свойствами, которые определяются в результате сложных исследований); чтобы эти свойства обеспечить, необходимы нанотехнологии и наноматериалы с заданными свойствами. Никаких таких формулировок нет. Так что скорее всего будут просто потрачены большие средства, за них успешно отчитаются. Но реальных новых результатов за этим не будет. Вернее, они могут появиться, но там, где в исследованиях идут от задачи. Не могу также представить, как Чубайс без формулировки технических задач и научных подходов может руководить исследовательскими работами. Сейчас модно считать, что для правильной их организации нужен успешный менеджер, а ученые как простая рабочая сила выполнят его указания. Но в науке так не получится. Если не поставлена цель работы, она бесцельна — простите за каламбур. Видимо, це
ли здесь другие.

— Недавно Нобелевский лауреат в области физики академик Ж.И. Алферов в одном из выступлений сравнил объемы финансирования науки с США и России. Получается, что у нас денег выделяется меньше на порядок…

— Я думаю, даже на два. Но в США еще и другой подход к организации науки. У них Академия наук — общественная организация. Чтобы стать академиком, нужно иметь определенный вес в науке и еще платить членские взносы. А наука развивается в университетах и исследовательскими центрами в отраслях промышленности. У нас другая ситуация — тебя избирают в академики, ты в результате набираешь научный вес, и тебе платят зарплату. Академия наук — направляющий центр, где квалифицированные люди работают, имея определенную свободу исследований. Но все-таки эта свобода должна приводить к конкретным результатам. В последние годы жизни СССР в нашей Академии произошел определенный отрыв от реальных практических задач. Возникли отраслевые институты. Конечно, они были связаны с академической наукой, иногда очень тесно, — например, институты атомной отрасли. Но планы работы у них более тесно привязывались к практике.
Наша Академия наук в итоге оказалась как бы не у дел. Это можно назвать кризисом очень заслуженной организации. Конечно, у нас у всех сейчас кризис, но нужно сказать, что отраслевые институты лучше выдержали это испытание, потому что прикреплены к реальной экономике.

-В Институте физики взрыва подведены итоги работы за 2008 год. Как поработал коллектив?

— Мы год завершили нормально. Все основные задачи, поставленные перед нами, решены. Есть шероховатости, недочеты, которые сформировались в последние десять лет. В частности, сюда относится то, что можно назвать отстранением исследователей от управления процессом исследований. Не слишком учитывается мнение научной общественности. Видимо, так проявляется стиль работы современных менеджеров. А это опасно — может быть потеряна обратная связь в нашей сложной системе деятельности. То есть будет затруднено исправление ошибок, которые вовремя не замечены на верхнем уровне.

— Как Вы оцениваете молодую смену во ВНИИЭФ?

— Здесь нужно выделить несколько моментов. Первый. Три проблемы: уровень зарплаты, социальный пакет, ограничение в гражданских правах, — не позволяют нам привлечь во ВНИИЭФ ребят из ведущих вузов страны. Наш СарФТИ готовит хорошие кадры, но, говоря спортивным языком, «скамейка запасных» у нас стала заметно короче. Второй аспект. В СарФТИ преподаем мы, сотрудники ВНИИЭФ, и мы учим студентов тому, чем сами занимаемся. Но у нас, как правило, просто нет времени освоить последние достижения в смежных областях теоретических знаний так, чтобы ввести их в учебный курс. От этого страдает фундаментальная составляющая образования в нашем вузе. И последнее. Когда в тяжелые 90-е годы родители из нашего города не могли посылать детей учиться за его пределы, в СарФТИ пришли очень сильные ребята. Они стали ядром молодых сотрудников ИФВ ВНИИЭФ. Сейчас положение изменилось. Наши школьники выигрывают олимпиады, поступают в лучшие вузы, уезжают и, как правило, не возвращаются. К нам приходят выпускники СарФТИ, о которых я могу сказать только хорошее, они составляют основу нашей смены, но их можно назвать людьми «другой пассионарности». Вспоминая Высоцкого — «настоящих буйных мало». А нам нужны яркие таланты и личности, способные начать поиск, пойти на риск, взять ответственность на себя, нужны представители других научных школ.
И еще одна особенность ВНИИЭФ — не знаю, недостаток это или преимущество, — у сотрудников мало времени для того, чтобы просто подумать. Мы задавлены бумагами и разного рода отчетностью. Вспоминая прошлые годы, могу сказать, что тогда реальных дел было гораздо больше, но такого давления «надстройки» мы не испытывали. А теперь многим наиболее активно работающим по основной тематике некогда даже обобщить свои результаты.

— Да, сложностей немало. Что же Вы пожелаете своим коллегам в День науки?

— Не забывать, что ВНИИЭФ благодаря своей триединой сути — фундаментальные исследования, прикладные задачи и производство — был, есть и остается самым крупным научно-производственным центром страны. И пока будет Россия, пока будут национальные интересы, ВНИИЭФ будет существовать. Помните об этом и не опускайте крылья. 

//пресс-служба ВНИИЭФ

    Прокомментировать